Едва не касаясь его, Эмма положила свою руку на частокол, где та оказалась совсем близко к его руке. Но она все же справилась с искушением и отвернулась в сторону реки, понимая, что должна сейчас же уйти в дом, однако все же не в силах заставить себя сдвинуться с места.

В полумраке она вспомнила о другом случае, когда они остались наедине и когда оба, не выдержав, уступили соблазну. Когда желание и страсть превозмогли рассудок, чувство долга и торжественные клятвы.

Она уже давно исповедовалась по поводу этого греха и пообещала Господу, что больше не будет грешить. Но она также поняла, что управлять человеческим сердцем совсем не просто. И хотя она знала, что эта крошечная часть ее тела – уже не более чем иссохшие мощи, спрятанные в золотой ларец, сейчас она чувствовала, как оно разрывается от любви к мужчине, стоявшему рядом с ней.

Прошло некоторое время, прежде чем Этельстан нарушил воцарившееся между ними тягостное молчание.

– Похоже, ваш сын благоденствует, – сказал он, – и мой отец пока не теряет своего доверия к нему. В этом я ему завидую.

Она услышала звучавшую в его голосе боль, острую, как нож, и сделала все возможное, чтобы хоть немного смягчить ее.

– Эдвард еще слишком мал, чтобы заботить ум своего отца, – ответила она. – Боюсь, что король приберегает большую часть своего недовольства для сына, ближе всего стоящего к трону. – Она знала, что произошло в королевских покоях накануне Пасхи, поскольку ее юный шпион очень старательно передал все гневные слова, которые Этельред в тот вечер бросил Этельстану.

Он лишь невесело улыбнулся.

– Похоже, что бы я ни предпринял, это все равно не принесет мне расположения моего отца. Поскольку он больше не выносит моего вида, завтра я вернусь в Лондон. И пусть он делает все, что пожелает.

Она закусила губу, испугавшись за него. Король чувствует себя неспокойно на своем троне – именно поэтому сыновья Эльфхельма сегодня сидят, закованные в цепи, в темнице под усиленной охраной.

– Отец подозрительно относится к вам, потому что вас не было с ним рядом, – настойчиво сказала она. Почему он сам этого не замечает? – Когда вас нет при дворе несколько месяцев подряд, он воображает, что вы тайно готовите заговор против него. Этельстан, – умоляющим тоном прошептала она, – не уезжайте пока в Лондон. Останьтесь со своим отцом. Помиритесь с ним. Поезжайте с ним на охоту. Примите участие в собраниях советов. Вы не сможете завоевать его доверия, если не будете находиться поблизости.

Он пристально смотрел куда-то в темную даль, не желая встречаться с ней глазами.

– Я уеду в Лондон с первыми лучами солнца, – твердо сказал он, словно и не слышал ее. Затем он повернулся к ней, и страсть, которой горели его глаза, иссушила ей душу до самого дна. – И вы сами знаете почему.

Да, она это действительно знала. Короткий миг они пристально смотрели друг на друга. Они молчали и не прикасались друг к другу, но в его глазах она прочитала то же томление и отчаяние, которое в ее взгляде должен был видеть он.

– Возвращайтесь в дом, леди, – мягко сказал он, – пока мы с вами не дали моему отцу повод беспокоиться о нас обоих.

Глава 9

Эльгива не могла припомнить, чтобы когда-нибудь так замерзала. Она лихорадочно растирала руки, чтобы согреться, пока Алрик возился с кремнем, пытаясь разжечь огонь. Они укрылись в ветхом сарае-мазанке – вероятно, в убежище какого-то свинопаса, – хотя она не могла сказать, где именно они сейчас находились. После заката она полностью потеряла чувство направления, но до этого Алрик вел ее по узким тропкам, в основном через местность, заросшую лесами. Иногда, когда они выезжали на прогалины, слева от них она видела земляной вал, отмечавший границу Англии с валлийскими королевствами.

Она придвинулась поближе к Алрику и кострищу и подальше от лошадей, которых, по его настоянию, они тоже завели в сарай, причем оба тщательнейшим образом обтерли уставших животных соломой еще до того, как он занялся разведением огня. Она следила за тем, как он, не обращая внимания на упавшую на глаза копну густых темных волос, вызывал к жизни крошечную искру. Она видела его обычно чисто выбритое лицо, на котором за день пути уже пробилась щетина, только сбоку – оно было бледным и угрюмо сосредоточенным. Его руки дрожали, когда он осторожно подкармливал тонкими веточками первые маленькие языки пламени.

Значит, и он тоже мерзнет. Но не от ночного холода и не больше, чем она.

Когда огонь начал лизать дрова и куски торфа, уложенного в углу, он положил их седла на землю у костра – получилась своего рода скамейка. Он подал ей знак садиться, и она, запахнувшись в свой плотный плащ, села, протянув руки к дымному пламени. Он снял свою портупею с мечом и положил ее рядом с собой. Затем он сел рядом с ней, протянул ей кожаную флягу с водой и поделился наполовину съеденной буханкой хлеба и куском сыра, которые он извлек из седельной сумки. Внезапно осознав, как ей хочется пить, она надолго припала к воде.

Когда-то, много лет назад, она уже путешествовала в таких же суровых условиях – они с ее братом Вульфом спасались бегством из Эксетера, преследуемые датчанами. Но тогда их сопровождал большой отряд вооруженных солдат и у них было много провизии, поскольку случилось это в разгар лета, когда земля щедро одаривала их. И те датчане все-таки были не более чем отдаленной угрозой.

По сравнению с этим то бегство казалось просто развлечением. Тогда она так не боялась.

Она взглянула на сухой хлеб у себя в руке, но при мысли о еде ее желудок сжало спазмом. Она могла думать лишь о своем отце и о том, что он уже мертв.

Ранее, когда они останавливались, чтобы дать лошадям передохнуть и немного попастись, она задала Алрику вопрос насчет того, что же произошло. Но он зажал ей рот ладонью и зашикал на нее, прислушиваясь к звукам погони. Она и раньше была напугана, а после этого случая ей стало еще хуже, так что она проглотила все вертевшиеся на языке вопросы.

Но теперь она должна была это узнать. Как бы страшно это ни было, она должна это услышать.

– Как был убит мой отец? – Глядя в огонь, она склонилась вперед и крепко обхватила себя руками, готовясь к тому, что сейчас прозвучит.

Алрик рядом с ней тоже подался вперед.

– В грудь ему попала стрела.

– Стрела! – Она резко выпрямилась и уставилась на него. – Но он же был на охоте! Это, наверное, просто несчастный случай.

Все это в итоге могло оказаться недоразумением. А ее отец, возможно, жив. И утром она сможет покинуть этот вонючий хлев и вернуться в Шрусбери, чтобы выяснить, что с ее отцом.

– Это случилось не только с вашим отцом, – сказал он, после чего сделал большой глоток воды из фляги и, поставив ее на землю, утер рот рукавом. – Но и со всеми его людьми – сокольничим, его конюхами, четырьмя домочадцами и двумя слугами, которые ехали вместе с ним. Все они мертвы.

Она пристально смотрела в его лицо, черты которого, казалось, обострились при свете костра. Значит, никакой это не несчастный случай. И нет ни малейшего шанса, что отец ее все еще жив. Искра надежды, вспыхнувшая было в сознании, дрогнула и погасла. Ей вспомнились слова Алрика в часовне, когда он сказал ей, что это с самого начала было ловушкой.

– Но тебе же удалось скрыться, – прошептала она. – Каким образом?

– Я опоздал на охоту, потому что выпил слишком много медовухи на пирушке накануне вечером. Когда я проснулся, остальные уже ушли, но я знал, что они планировали пускать своих соколов на заросшей вереском пустоши ниже Шрусбери. Поэтому я напрямую поехал туда, рассчитывая присоединиться к охоте. Я еще не выехал из лесу, когда услыхал крики и догадался, что здесь что-то не так. – Он перевел дыхание и скривился, словно снова увидел перед глазами страшную картину. – К тому времени, когда я выехал на опушку леса, ваш отец и все остальные уже лежали на земле с торчащими из них стрелами. Идрик и его люди как раз осматривали их тела, чтобы убедиться, что они… – Он вдруг запнулся, но, взглянув на нее, продолжал: – Это была засада, Идрик, должно быть, все подстроил заранее. Его лучники прятались среди деревьев, превратив этот луг в смертельный тир.