Она пристально смотрела на него: золотистые волосы, голубизна глаз, какой она не встречала ни у одного человека в мире, нежный изгиб губ, обрамленных красивой, аккуратно подстриженной бородой. Она сохранит этот образ глубоко в своем сердце на все то время, пока он будет вдали от нее.
Один долгий миг они смотрели друг на друга, а потом он привлек ее в свои объятья, так что ее голова легла ему на плечо. Несколько ударов сердца она просто позволяла ему удерживать себя, пока сама набиралась сил в надежном убежище его рук. Этот момент она украла у времени, ей хотелось в полной мере насладиться им, потому что она не знала, повторится ли это еще хоть когда-нибудь.
– Я боюсь не за Лондон, – прошептал он, – а за вас. Обещайте, что пошлете мне весточку, если я буду вам нужен.
– Обещаю, – сказала она, поднимая голову и стараясь отпрянуть от него, поскольку для нее было крайне рискованно оставаться у него в руках хотя бы еще миг. Но уже в следующее мгновение он вдруг потянулся к ней, их губы встретились, а она, вместо того чтобы отшатнуться, вернула ему этот пылкий долгий поцелуй со всей страстью, которую держала в себе под замком столько времени.
Когда же Этельстан наконец отпустил ее, он коснулся губами ее руки и тут же вышел из часовни.
Эмма прижала кончики пальцев ко лбу, у нее ужасно болела голова от громадных усилий, которые она прикладывала, чтобы сдержать слезы. Она правильно сделала, что отослала его, – в этом она была убеждена. Но, боже правый, как же тяжело будет ей встречать каждый новый день, зная, что не увидит его, не услышит его голоса. Сделав глубокий вдох, она осталась стоять без движения, старясь найти какое-то утешение для себя в тишине и умиротворенности часовни.
Один за другим люди, которых она любила, были вынуждены покинуть ее – Эдвард, Уаймарк, отец Мартин, Хильда и вот теперь Этельстан. Она не понимала, как ей вынести это последнее расставание, хотя всегда знала, что оно должно наступить. Этельстан выполнял свой долг перед его отцом-королем, а не перед нею.
Она нежно погладила свой округлившийся живот, боясь, как бы ее печаль не нанесла вред ребенку, и напомнила себе, что, хотя многие близкие покинули ее, все же она не одна. С ней всегда будет ее дитя, да и Марго тоже никогда не оставит ее.
Она сделала еще один глубокий вдох и проглотила комок боли и страданий, подкативший к горлу. Вокруг были и другие люди – те же женщины, которые сейчас собрались в ее покоях, встревоженные и напуганные. Их потери были гораздо серьезнее, чем у нее, и ее место сейчас рядом с ними.
Поэтому она вышла из часовни и вернулась к ним; она могла их утешить лишь новостями о том, что задумал король. Она сомневалась, что это может им как-то помочь, однако это было все, что она имела в данный момент.
1009 год от Р. Х
В этот год повсюду в Сассексе, и в Гемпшире, а также в Беркшире они все грабили и жгли – таков был их обычай. И тогда король отдал приказ поднять все население страны, чтобы люди настойчиво боролись против них со всех сторон… И один раз, когда они уже двинулись к своим кораблям, король выступил перед ними, и все люди были готовы наброситься на них…
Глава 19
Этельред, стоявший в одиночестве на насыпном валу крепости на вершине холма, искоса взглянул в небо. Солнце пряталось за тучами, но он решил, что сейчас примерно около полудня. В неподвижном воздухе корявыми пальцами тянулся вверх дым от тысяч костров военного лагеря, и насколько хватало глаз вся долина внизу чернела от расположившейся там громадной армии. Его армии. Теперь, когда сюда подтянулся Идрик со своими ополченцами, его войско насчитывало уже более четырех тысяч человек. При виде их сердце его переполняла гордость. Он позвал их. И они пришли. Такова была власть короля.
Вывешенные штандарты и знамена указывали на принадлежность отрядов к отдельным территориям и их вассальную зависимость – Уэссекс, Восточная и Западная Мерсия, Нортумбрия, Восточная Англия; каждый фирд был отделен от соседей стражей, чтобы предотвратить стычки солдат из разных регионов, если вдруг эль затуманит им разум.
«Армия, – подумал он, – подобна своре охотничьих псов, готовых броситься на все, что находится у них на пути, если не держать их на привязи». Многие ополченцы ждали здесь неделями, и сейчас они злились, поскольку терпение их было на исходе.
В этом он и нуждался в данный момент, когда враг находился почти в зоне досягаемости.
Датские морские разбойники под предводительством этого мерзавца Торкелла сделали именно то, чего он боялся. Словно губительный прилив, они накатили с острова Уайт на север, через Гемпшир и вглубь Беркшира, на своем пути забирая все, что могли унести, и сжигая все остальное. Его собственная армия была вынуждена ждать, пока численность ее возрастет настолько, чтобы противостоять этим негодяям, а народу Англии тем временем оставалось лишь молиться.
И они молились, поставленные на колени указами своих архиепископов, – бессмысленное занятие, если не подкреплять молитвы сталью оружия. Если бы ему удалось удержать своих людей в военном строю, чтобы они не бросались друг на друга, он затем натравил бы их на северян, которые будут возвращаться к своим кораблям.
Он бросил последний взгляд на упорядоченный лагерь внизу, после чего спустился по ступенькам от частокола и в сопровождении двух стражников прошел через лужайку к своему шатру. Войдя туда, он приостановился у входа и оглядел группу собравшихся там людей, вызвавших у него разные чувства.
Этельстан с угрюмой маской на лице стоял у стола между своим братом Эдридом с одной стороны и Ухтредом из Нортумбрии с другой. Они были поглощены тем, что изучали разложенный перед ними пергамент с примерным наброском плана сражения – от Ухтреда, как он догадывался. Этельстан радовался предстоящей битве, потому что рвался отомстить за каждую сожженную деревню и каждое разоренное аббатство. Он был похож на молодого волка, ощетинившегося от злости, которая – по крайней мере в данный момент – была направлена против врагов Англии. Оставалось только увидеть, можно ли ему довериться в том, что он станет выполнять приказы.
Еще один из его «волчат», Эдвиг, слонялся возле братьев, занятый лишь чашей эля в своих руках. Он покачивался на ногах, погруженный в какие-то пьяные грезы, и явно не догадывался, что архиепископы Эльфех и Вульфстан с неодобрением смотрят на него. Этот юный глупец будет абсолютно бесполезен на сегодняшнем совете, но, с другой стороны, он хотя бы не скандалит и не валяется где-то в грязи.
Ульфкитель из Восточной Англии стоял с Годвином из Линдсея и Леофвином из Западной Мерсии; они втроем о чем-то горячо и серьезно спорили, а находившийся неподалеку Идрик не сводил с них своих жестоких, похожих на кошачьи глаз.
Здесь должны были находиться еще двое, но он уже отослал Эдмунда с Эльфриком в Винчестер, дав им столько людей, сколько смог: это была необходимая мера предосторожности на случай, если датчане предпримут попытку напасть на расположенную в этом городе резиденцию короля.
Так что теперь он оставался здесь с этими людьми, и все они были так же злы и раздражительны, как и воины в лагере у стен крепости. Он ощущал запах повисшего среди них напряжения – еще чуть-чуть, и начнет проскакивать молния. И все же это были люди, которых он должен подстегнуть делать то, что ему необходимо, несмотря на то что один из них – никчемный бездельник, другой – его сын, которому он не мог полностью доверять, а остальные были готовы кинуться друг на друга с такой же яростью, с какой рвались резать датчан.
– Ухтред! – громогласно рявкнул он, несколькими быстрыми шагами пересекая весь павильон и занимая свое место у стола совета. – Что ваши разведчики докладывают о численности неприятеля?