Еще только приближаясь ко входу, она услышала громкий голос Эдит и на мгновение приостановилась у двери.
– Я знала, что мой отец пошлет за мной, – говорила Эдит. – Я могу быть готова к отъезду через час.
Эдмунд, стоявший лицом к Эдит и настоятельнице монастыря, казалось, занимал собой все пространство небольшой комнатки. Это был крупный мужчина, выше своих братьев, шире их в груди и в плечах. Он был облачен в военную кольчугу, а благодаря толстой подкладке под ней и шерстяному плащу до щиколоток, накинутому на плечи, он казался еще больше. Он откинул капюшон с головы и открыл густые темные волосы, так отличавшие его от всех братьев и сестер. Однако сразу безошибочно угадывалось, что этот высокий лоб и прямой орлиный нос у них с Эдит общие. Пусть и темноволосый, но Эдмунд точно был сыном Этельреда – о какой-то подмене ребенка в младенчестве речи быть не могло.
Когда она вступила в комнату, Эдмунд тут же обернулся к ней.
– Миледи, – сказал он с коротким поклоном. – Король передает вам свои приветствия и повелевает вам и моим сестрам прибыть к нему в Винчестер. Мы выступаем завтра с первыми лучами солнца.
Тревога, которую она подавляла, вновь охватила ее.
– В чем причина того, что король призывает нас к себе? – спросила она.
Хотя вопрос задала она, свой ответ Эдмунд адресовал Эдит.
– Датчане вновь двинулись вперед. Они оставили Рочестер, и, поскольку нам неизвестны их намерения, король пожелал, чтобы все вы оказались под защитой городских стен.
Выражение его лица было подчеркнуто бесстрастным, но она поняла почему. Он не хотел их пугать. Тем не менее она догадывалась, что новое передвижение датского войска было ответом Торкелла на попытки короля торговаться с ним: предстояла новая резня, чтобы показать Англии, что это не игра, как выразился Этельред, – все смертельно серьезно.
– А что насчет вашей сестры Матильды? – спросила она. – Хочет ли король, чтобы она также прибыла к нему?
Однако на этот ее вопрос ответила уже аббатиса.
– Матильда более не королевская дочь, миледи, – сказала она. – Она принадлежит Господу и смиренно встретит все, что должно произойти, вместе со своими сестрами во Христе. – Она повернулась к Эдмунду. – Если у вас все, лорд Эдмунд, привратница покажет вашим людям, где они будут ночевать.
Не успела она договорить, как Эдит уже заторопилась к выходу.
– Я скажу всем остальным, что мы уезжаем на рассвете, – уже через плечо бросила она.
Эмма нисколько не огорчилась, что та ушла. Эдит видела во всем этом лишь посланную ей самими Небесами возможность вновь вернуться ко двору, а не надвигающуюся страшную катастрофу, которая грозила им на самом деле.
Она посмотрела на Эдмунда: лицо его по-прежнему ничего не выражало, а взгляд неуверенно скользил от нее к аббатисе и обратно.
– Насколько все плохо? – спросила она. Возможно, теперь, когда его сестра ушла, он откроет ей недосказанное. – Прошу вас, расскажите мне все.
Он вздохнул и провел рукой по волосам жестом, напомнившим ей Этельстана.
– Довольно-таки плохо, – ответил он, обращаясь к аббатисе. – Датчане продвинулись на юг, в Кент и Сассекс. Они сожгли Гастингс, и, когда я сегодня утром выезжал из Винчестера, еще не было понятно, где они нанесут свой следующий удар. Имейте в виду вот что, аббатиса. Настоятельница из Наннаминстера предложит вам и вашим сестрам приют за стенами своего монастыря. Вам стоит только попросить об этом. – Когда он наконец все-таки повернулся к Эмме, она заметила в его глазах что-то тревожное. В дурном предчувствии она взяла Уаймарк за руку. – Я уполномочен сообщить вам, миледи, что внучка элдормена Эльфрика мертва.
Перед глазами ее возник образ Хильды, одетой в свадебное платье, с венком из листьев лавра на голове. Следом за этим она вспомнила и другую картину: Хильда едет верхом на лошади рядом со своим мужем, отправляясь в Сассекс, в поместье, которое было частью ее приданого. Сассекс, который датская армия спокойно грабила, не встречая никакого сопротивления.
Она почувствовала, как рука Уаймарк обняла ее за талию, словно чтобы придать устойчивости им обеим, но она не сводила взгляда с Эдмунда, думая сейчас об Эльфрике. Как он перенесет потерю своей внучки? Как она сама перенесет потерю Хильды, которая была ей как дочь?
Но с губ ее почти против ее желания сорвался совсем другой вопрос:
– Что там произошло?
– А вы как думаете? – резко огрызнулся он. – Датчане пронеслись по Сассексу, точно ураган, а она оказалась у них на пути. Она умерла вместе со своим мужем, а смерть ее, вероятно, была столь ужасна, что вы себе и представить не можете.
Рыдания, подкатывавшие к ее горлу, вдруг прорвались наружу, а Уаймарк рядом с ней издала сдавленный крик. Хильда была всего лишь ни в чем не повинной девушкой. За свою короткую жизнь она никому не сделала ничего плохого. Так отчего же ее постигла такая ужасная судьба?
Но даже с этими мыслями в голове она взглядом нашла на стене распятие с Иисусом, умирающим в страданиях на кресте.
«Ни один человек на земле, Господи, – подумала она, – не заслуживает такой доли. Почему же ты допустил это?»
– Что будет делать король? – спросила она печальным голосом. Хотя какое это имеет значение?
– То, что он и должен делать в первую очередь, – бросил Эдмунд. Даже несмотря на охватившее ее отчаяние, она заметила осуждение в его тоне. – Он сделает то, что предложил мой брат, – пошлет им сорок восемь тысяч фунтов серебра, которые они требовали. Другого выбора у него нет. И не было.
1011 год от Р. Х
В этот год обратился король и его совет к вражеской армии и пожелал мира, пообещав им дань и провизию при условии, что они прекратят грабить. К тому времени они уже опустошили Восточную Англию, Эссекс, Мидлсекс, Оксфордшир, Кембриджшир, Хартфордшир, Букингемшир, Бедфордшир, половину Хантингтоншира и значительную часть Нортгемптоншира; а к югу от Темзы весь Кент, Сассекс, Гастингс, Суррей, Беркшир, Гемпшир и значительную часть Уилтшира. Все эти несчастья свалились на нас от неразумности, когда и не выплатили вовремя дань, и не стали сражаться; но, после того как натворили те много бед, с неприятелем наступил мир и согласие.
Глава 31
– Ради всего святого, что за вонь! – Эльгива заглянула в открытую дверь пивоварни, закрыв рот и нос руками, потому что боялась, что ее сейчас вырвет. – Что тут у тебя такое?
Простолюдин, стоявший рядом с котлом и лихорадочно размешивающий кипящую в нем жидкость, поднял голову и тупо уставился на нее пустыми глазами.
– Тут нет ничего, леди, кроме меда и воды, – запротестовал он. – Конечно, запах у меда сильный, но не такой уж плохой, я думаю.
Парень был молод, его темная борода оставалась пока что очень жиденькой, однако он был достаточно высоким и мускулистым, чтобы выполнять порученную ему задачу. Она уже видела его раньше во дворе и на конюшнях, и ей нравилось наблюдать за ним. Сейчас его голые руки блестели от пота, выступившего из-за жары и усердия, а под тонкой летней туникой просматривались напряженные мышцы на крепких плечах и широкой груди.
«Интересно, насколько умело он управляется с мечом», – подумала она. Уже очень скоро ей могут понадобиться люди, которые умеют хорошо сражаться. Но прямо сейчас она завидовала его легкой тунике и голым рукам. Сама она была упакована в три слоя одежды и на поздних сроках своей беременности ощущала себя толстой свиноматкой.
Неохотно оторвав глаза от парня, она посмотрела на Тиру, стоявшую рядом у стола: ей хотелось получить подтверждение, что запах это был вызван только медовухой, которая начала бродить.
Тира подняла голову от огромной корзины с цветами и травами, стоявшей перед ней, и шлепнула своего помощника по голой руке.